Лесной маг - Страница 106

106

— Ее следовало бы зашить, — заметил я. — Но думаю, сейчас уже слишком поздно.

— Знаю. Я что, похож на идиота? Или я мог зашить себя одной рукой там, в темноте?

Я прикусил язык и промолчал, лишь смазал края раны мазью и снова наложил повязку, только туже, стягивая края и надеясь, что они как-нибудь заживут. Рана на руке оказалась такой же — глубокой и гноящейся. Запах шел отвратительный, меня затошнило. Дышать ртом не помогало. Я стиснул зубы и проделал с рукой то же, что и с раной на груди. Мне пришлось потратить последние бинты и мазь, прихваченные из дома.

— А ты неплохо подготовлен к дороге, — сдержанно проговорил Хитч.

По его лицу катился пот от перенесенной боли.

— Был, — неуклюже пошутил я.

— Не волнуйся, когда мы доберемся до Геттиса, я позабочусь о том, чтобы тебе восполнили все, что ты на меня потратил.

— Когда мы доберемся до Геттиса?

— Ты сказал, что поможешь мне. Даже если я не стану этого требовать. Мне нужно в Геттис. И я чертовски хорошо понимаю, что не смогу добраться туда сам. Тебе придется поехать со мной.

Суп закипел, и я почувствовал запах мяса и морковки. Я немного помешал варево и огляделся по сторонам. Я по-прежнему видел, как здесь все можно переделать, но знал, что это не для меня.

— Я тебя отвезу.

Он коротко кивнул.

— Я хочу ночь передохнуть, а на рассвете двинемся в путь. Ты неплохо потрудился, но я знаю, что такие раны быстро начинают гноиться снова. В форте есть доктор, на него все мои надежды. Суп готов?

— А как у тебя с зубами?

— Неплохо. Умираю от голода.

Я отдал ему свою миску, а сам ел из горшка. Морковка была жесткой и волокнистой, но все равно показалась мне вкусной. Я ел, как подсказывала мне привычка, бережно, наслаждаясь каждым кусочком. Я медленно выпил горячий бульон и прикрыл глаза, когда он, коснувшись моего языка, отправился дальше в горло и желудок. Внутри меня растекалось тепло. Я открыл глаза и увидел донышко горшка, поставил его и заметил, что Хитч уставился на меня. Я вытер рот тыльной стороной ладони.

— Ты откуда? — спросил он меня, и его вопрос показался мне не простым любопытством.

— С запада, — ответил я и, осознав, что это уже больше, чем мне хотелось бы ему рассказать, использовал свой излюбленный прием, переводя разговор на него самого. — А что случилось с напавшей на тебя кошкой?

Он невесело усмехнулся.

— Она победила. Я вырвался и сбежал. По счастью, она не погналась за мной. Видимо, решила, что ей хватит и мертвой птицы. Когда я вернулся в свой лагерь к лошади, я постарался, как мог привести себя в порядок, а затем вернулся на дорогу. Это было четыре дня назад. Нет, пять. Или четыре? Кажется, четыре.

Он поджал губы на мгновение и продолжил внимательно меня изучать. Я встал.

— Можешь принести мой спальный мешок? — спросил он меня, — я хочу отдохнуть.

— Отличная мысль. Я разведу огонь посильнее.

— Спасибо.

Я устроил его поудобнее, подкинул дров в очаг, а затем ушел, закрыв за собой дверь. Оказавшись снаружи, я вытер руки о штаны и тяжело вздохнул. Ноги сами принесли меня к двери Эмзил. Я не стал стучать или пытаться ее открыть.

— Завтра утром я уезжаю, — сообщил я, стоя снаружи. — Мне нужно доставить этого человека в Геттис, чтобы его ранами занялся доктор.

Она ничего мне не ответила. Я слышал сквозь дверь голоса детей, которые что-то громко спрашивали. Я повернулся и зашагал прочь. Неожиданно дверь за моей спиной немного приоткрылась.

— Ты считаешь меня дурным человеком, — обвиняющим тоном заметила она.

— Я думаю, что ты очень напугана, — ответил я, немного подумав. — И это делает тебя жестокой.

— Лучше быть жестокой, чем мертвой или изнасилованной и брошенной умирать.

— Этот человек ранен. Он тебе ничем не угрожал.

— Он солдат, разведчик. Я его видела раньше. А где появился один солдат, туда придут и другие. Если бы я впустила его в дом, а он умер, меня бы обвинили в его смерти. Лучше не иметь с ним ничего общего.

— Он человек, попавший в беду, Эмзил. Как же ты могла повернуться к нему спиной?

— Так же, как это сделали со мной. Вот как. Сколько раз солдаты здесь проезжали? Сначала, когда мой муж умирал, я просила их о помощи. Они отвечали, что я сама навлекла на себя несчастья, выйдя замуж за преступника и родив от него детей. Тем же я отвечу сейчас этому солдату. Что бы там с ним ни случилось, он сам виноват, потому что стал солдатом.

Она была права, и я не мог с ней спорить. Я вообще больше не видел причин с ней спорить.

— Завтра утром я повезу его в Геттис, — повторил я.

Она сердито поджала губы.

— А что там насчет твоих красивых слов о постоялом дворе и о том, как можно заработать на путниках, проезжающих мимо? — почти сердито спросила она. — Что насчет этого?

— Ты сама мне сказала, что из моей затеи ничего не выйдет, — удивился я. — Ты назвала дюжину причин считать это глупостью.

— Попытайся я открыть постоялый двор сама, тогда да. Но если бы за порядком следил мужчина, даже такой, как ты, постояльцы вели бы себя пристойно. Тогда могло бы получиться.

Даже такой, как я. Толстяк вроде меня, вот что она имела в виду. Едва ли мужчина в ее глазах, но достаточно большой, чтобы наводить страх на других. Я отвернулся.

— Я должен доставить его в Геттис. Иначе он умрет от воспаления. Он и так может умереть.

— В таком случае чего беспокоиться?

— Потому что он солдат. А я второй сын, и мне суждено было стать солдатом.

— Ты мне никогда этого не говорил, — сказала она так, словно я ей наврал.

106