Лесной маг - Страница 101

101

Она расслабилась и еще глубже погрузилась в ложе из мха. В том месте, где она упала, разрослись папоротники, а осенние листья окутывали ее тело золотистым покрывалом. Она была так прекрасна, что мне не хватало слов, чтобы это описать. Когда я смотрел на нее, я видел ее глазами спека. Она была не толстой, а роскошной; круглый живот, великолепная, полная грудь, мягкие очертания лица — все говорило о благодатных временах, о богатом урожае и плодородии.

— Я запомню твое обещание, мальчик-солдат. Не мешкай. Есть и другие, менее терпеливые, чем я, они считают, что нужно действовать быстрее, что нельзя терять время. Я рассказала им о тебе в снах и видениях. И тем не менее они скоро предпримут собственные шаги, чтобы избавить наши земли от захватчиков. Они говорят, что танец потерпел неудачу и теперь время использовать оружие захватчиков против них самих.

Во мне росло недоброе предчувствие, омрачившее мой сон. Я уловил запах дыма, палые листья вдруг почернели и начали гнить, а я погрузился в них. Вокруг меня лес превратился в кладбище торчащих повсюду кривых пней и голой, сочащейся липкой грязью земли. Древесная женщина обернулась гниющим трупом. Ее губы, обметанные плесенью, треснули, когда она произнесла последние слова, обращенные ко мне:

— Магия дана тебе не затем, чтобы ты использовал ее для себя. Опасайся соблазна. И больше не медли, иди к нам. Наша нужда велика.

А потом она исчезла, ее плоть и кости погрузились в гнилостное болото — не здоровые останки живого леса, а вонь бесчисленного множества мертвых тел, громоздящихся грудой. Я попытался выбраться оттуда, но мои ноги облепила мерзкая слизь. Я отчаянно сражался за свободу, но лишь погружался в слизь все сильнее. Она добралась уже до моих бедер, и я с почти невыносимым отвращением почувствовал, как она облизывает мои чресла и живот. Я попробовал открыть глаза, помня, что вижу сон, но, что бы я ни делал, проснуться мне не удавалось. И тогда, охваченный отчаянием, я дико закричал.

Думаю, мой собственный крик меня и разбудил. Сперва это показалось слабым утешением, потому что я лежал распластавшись в грязи и листьях, в окружении смутно различимых в темноте пней. Шел дождь. Я промок, замерз и не понимал, где нахожусь. Как я сюда попал? Из-за туч на мгновение выглянула луна и окатила меня своим тусклым сиянием. Я с трудом поднялся на ноги и, вздрогнув, обхватил себя руками. Я был бос, а мою одежду облепили земля и сухие листья. Волосы, давно отросшие и переставшие походить на солдатскую стрижку, свисали на лицо и лезли в глаза. Отбрасывая их, я перепачкал лицо мокрыми, грязными руками и выругал себя за глупость. Я поплелся обратно сквозь бушующую непогоду, по предательскому полю, усеянному пнями, к дому Эмзил. Дверь была надежно заперта на защелку, и мне вдруг стало любопытно, сама ли она закрылась за моей спиной, когда я отправился бродить во сне, или это Эмзил проснулась от сквозняка и заперла ее.

Мне отчаянно хотелось постучать в дверь и зайти внутрь. Туда, где тепло и сухо, где горит огонь, но мысль о том, что я разбужу не только Эмзил, но и детей, заставила меня отказаться от этого намерения. Неохотно я отправился в сарай, радуясь, что мы починили крышу. Внутри было сухо, а огромное тело Утеса источало тепло. В темноте я на ощупь нашел конский потник и, устроив из него постель, проспал до рассвета, а потом встал, замерзший и закоченевший. Я вывел Утеса и стреножил его у реки попастись в высокой траве. Затем я прошелся вдоль берега и вернулся, уверившись, что Эмзил уже должна была встать.

— Ты сегодня рано, — заметила она тихо, потому что дети еще спали.

— На отмели рыба выпрыгивает из воды за комарами. Если бы у нас были рыболовные снасти, вышел бы отличный завтрак.

Она с горечью улыбнулась.

— Если бы у меня были рыболовные снасти. И сеть. А еще семена, прялка, пряжа или ткань. Как бы я могла улучшить нашу жизнь, будь у меня самые простые вещи! Но у меня ничего этого нет, и мне нечего продать или обменять на них, а если бы и было, до рынка несколько дней пути, и мне пришлось бы брать детей с собой. Я долгими месяцами обдумывала положение, в котором оказалась. Здесь не должно было быть города, потому что людям незачем сюда идти. Это всего лишь место на дороге, ведущей куда-то еще. И я не могу достать даже самых простых и необходимых вещей, чтобы тут жить. Возможно, если бы мой муж не умер, мы бы справились — один из нас мог бы отправиться в Геттис, пока другой присматривал бы за детьми. Но я не могу взять их с собой в такую долгую дорогу. Иногда я думаю, что именно этого и хотел король. Он собрал всех бедняков, нарушавших законы, и отправил нас сюда умирать.

Ее слова разбудили мою задремавшую верность королю.

— Не думаю, чтобы он этого хотел. Я уверен, он надеялся, что вы сможете начать здесь новую жизнь. Он говорил о тракте как о могучем пути, соединяющем запад с востоком, о городах, которые вырастут вдоль него и будут процветать от торговли. Когда больше людей начнет путешествовать по тракту, появятся новые возможности. Не сомневаюсь, что даже сейчас путники радовались бы, будь здесь постоялый двор.

— «Постоялый двор»! — Эмзил с терпеливой усталостью посмотрела на меня. — Старая идея. Здесь был постоялый двор, недолго. На восточной окраине ты увидишь его сгоревший остов.

— А что с ним случилось?

Она раздраженно вздохнула.

— Рассерженные постояльцы сожгли его, объявив, что их ограбили, пока они спали.

— А их ограбили?

Она пожала плечами, и вид у нее сделался почти что виноватый.

— Я не знаю. Возможно. Наверное. — Она сердито поворошила угли и подкинула маленькое полешко. — Ты забыл, кто мы? Забыл, почему король прогнал нас из Старого Тареса? Когда ты строишь город для карманников, воров, убийц и насильников, что, ты думаешь, из этого выйдет? Что происходит, когда семья воров открывает постоялый двор?

101