Лесной маг - Страница 74

Ярил снова спрятала лицо у меня на груди, сжимая в кулачках мою рубашку, плечи ее содрогались.

— Мы остались одни, Невар, — сказала она после бесконечно долгого молчания. — Только ты и я.

— У нас все еще есть отец, — напомнил я ей. — И Ванзи.

— Ванзи теперь принадлежит священникам, — ее голос был полон горечи. — Наша семья отдала его. А отца у меня никогда не было. У тебя был, некоторое время, пока ты оставался хорошим, послушным сыном-солдатом. Но сейчас ты ему не нужен. Ты стоишь даже меньше, чем я. Нет, Невар, мы одиноки. Я сожалею о том, как я вела себя с тобой. Мне жаль. Мне казалось, что Карсина и Ремвар станут плохо ко мне относиться, если я буду на твоей стороне. И потому я предала тебя, своего брата. А потом, дома, стоило сказать о тебе что-то хорошее, и отец впадал в ярость. Они с мамой без конца из-за этого ругались… но она умерла. Они больше не будут ругаться.

Я хотел сказать ей, что мы обязательно как-нибудь справимся с нынешними трудностями, что наступит время, когда наша жизнь вернется в привычную колею и даже станет скучной. Сейчас скука казалась мне привлекательной. Я попытался представить себе день, когда мне не придется сталкиваться с дюжиной самых разных проблем, а горе, переполнявшее меня, станет не таким острым, но у меня ничего не получилось.

— Идем, — со вздохом сказал наконец я. — Давай пойдем домой.

Я взял ее маленькую ладошку в свою и повел прощаться с Поронтами.

Наша жизнь действительно постепенно начала налаживаться. Несмотря на юный возраст, Ярил знала о внутреннем устройстве нашего хозяйства куда больше моего и умело справлялась с самыми сложными и неприятными делами. Она ловко разрешила ситуацию с Нитой, поручив ей единоличную заботу о моем отце и назначив на ее место женщину, прослужившую в нашем доме много лет и понимающую, как следует управлять поместьем.

Я подозревал, что Ярил воспользовалась случаем, чтобы наградить слуг, которые в прошлом поддерживали ее, и держалась сурово с теми, кто не принимал ее всерьез. Я позволил ей поступать, как она считала нужным, крайне обрадованный тем, что она взяла на себя ведение домашнего хозяйства, поскольку ей удалось не только навести порядок в доме, но и отвлечься от мыслей о наших утратах.

Ярил понимала, что возвращение к жесткому режиму дня пойдет всем нам на пользу, и сразу же возобновила трапезы, подаваемые в установленное время, и возглавила службы для женщин, проходящие каждый Шестой день. Я виновато последовал ее примеру; мне даже в голову не приходило взять на себя эту обязанность, и наши службы превратились в небрежно соблюдаемую формальность. Я понял, насколько важно для нас возносить благодарственные молитвы доброму богу за наше спасение, когда увидел, как мужчины и женщины, живущие в нашем доме, дают волю прежде сдерживаемым слезам. Мне пришлось напомнить себе, что традиции и формальности придают образ и смысл нашей жизни. Я обещал себе больше никогда об этом не забывать.

Что же до трапез, то, что Ярил настояла, чтобы мы вернулись к прежнему распорядку, изрядно меня обрадовало. Казалось, прошли годы с тех пор, как я имел удовольствие отведать тщательно продуманный обед, во время которого аромат и вкус одного блюда дополняли другое. Моя голодовка научила меня гораздо тоньше понимать еду, чем прежде. Теперь, когда я знал, что даже хлебом и водой можно наслаждаться, отлично приготовленные блюда приводили меня в восторг. Соус мог вызвать у меня дрожь во всем теле, сочетание вкусов в простом салате ввергало в восхищенную задумчивость. Если бы я не старался успеть за Ярил, любая трапеза занимала бы у меня втрое больше времени, чем у нее. Иногда я поднимал взгляд от тарелки с супом и обнаруживал, что она смотрит на меня со смесью тревоги и удивления. В такие мгновения я стыдился того, что позволял чувствам увлечь меня в собственный мир. Это было непростым испытанием и для меня, и для Ярил, но лишь мы сами могли создать для себя новую жизнь.

Иногда все происходящее казалось мне старательно разыгрываемым представлением. Каждый вечер я сопровождал ее к обеду, усаживал за стол, а затем шел к своему месту. А вокруг нас зияли пустые места. Словно мы вернулись в дни чаепитий в саду, когда Ярил и Элиси изображали взрослых дам и торжественно приглашали меня на приемы. Неужели это действительно все, что осталось от моей семьи? После обеда, когда мы искали убежища в музыкальной комнате, на нас взирала безмолвная арфа Элиси. В гостиной пустовало кресло моей матери. Казалось, не было ни одной комнаты, где отсутствующих не оказалось бы больше, чем живых.

А потом однажды вечером Ярил приступила к переменам. Я был потрясен, когда нам подали суп-пюре, ненавидимый отцом. Ярил исключила из меню рыбные блюда, поскольку терпеть их не могла. Когда мы встали из-за стола, она спокойно сообщила, что кофе мы будем пить в саду. Я последовал за ней и с одобрением увидел, что она приказала поставить сетчатый шатер, чтобы нам не досаждали комары, привлеченные светом маленьких стеклянных ламп. Внутри стояли стол и только два стула. Шатер был украшен цветами, нас ожидали заранее приготовленные колода карт и стакан с карандашами. Пока я все это разглядывал, слуга принес для нас кофе и поставил на маленький боковой столик. Ярил улыбнулась моему изумлению.

— Сыграем? — спросила она меня.

Впервые с тех пор, как в наш дом пришла чума, мы провели вечер за развлечениями, делали ставки и даже немного смеялись.

Так проходили дни, сменяя друг друга. Я занимался делами поместья, Ярил вела домашнее хозяйство. Когда однажды во время обеда она известила меня, что послала за портнихой и завтра с меня снимут мерки для новых костюмов, я понял, что она полностью взяла на себя обязанности нашей матери. Я был так ошеломлен, что не сразу нашелся что сказать и мучительно покраснел. Вся моя одежда растянулась и трещала по швам, и, должен признать, это доставляло мне множество неудобств. В некоторых местах на теле появились болезненные ссадины и потертости. Но все происходило настолько постепенно, что я не предпринимал ничего, чтобы как-то это поправить.