— Мы с Кеси лучше пойдем косить траву.
Но Кеси и не думал уходить. Он расправил плечи и нахмурил брови. Обычно в его темных глазах стыла печаль и он казался обреченным. Но сейчас он сложил руки на груди и пристально посмотрел на меня.
— Невар, мне есть что тебе сказать. Многие в нашем полку тебя не любят, что же до меня — я считаю тебя славным парнем, конечно, толстым, ну да это ничего не значит — я, к примеру, лысый, а у Хромца на ноге всего два пальца осталось. Просто ты такой. Сейчас к нам едет проверка, и, если каждый не постарается как следует, нам всем она дорого встанет. Может, ты думаешь, что наш полк не так уж и хорош? Когда ты к нам присоединился, многое успело измениться. Прежде мы были горды и чертовски хороши. Дела у тебя идут неважно, я знаю, из-за всех этих слухов и этой дамочки, отчаянно визжащей, что ты, мол, сказал ей какую-то гадость. Ты можешь думать, что стать местным — это выход. И до тебя люди уходили в лес и не возвращались. Но не делай так, Невар. Ты можешь гордиться тем, что ты тот, кто есть. Ты этого добился, как настоящий сын-солдат. Сейчас об этом не говорят, но я тебе скажу. Ты обязан этому полку быть таким хорошим солдатом, каким можешь. Не только когда все у нас хорошо, когда мы идем гордо и красиво и флаги реют над головой. Не только когда пахнет порохом, дымом и кровью. Но и в такие времена, как эти, когда нас никто особо не уважает, даже мы сами, и мы знаем, что после этой проверки нам светит взбучка. Даже в такие времена, как это, мы должны делать все, что сможем, и быть солдатами, как наши отцы до нас. Ты меня слышишь?
Договорив, он глубоко вздохнул. Это была самая длинная и осмысленная речь, которую я слышал от Кеси за все время нашего знакомства. Он стоял рядом со мной в мятой форме с оторванной пуговицей и протертыми коленями. Его шляпа была пыльной и пятнистой из-за дождя. Уцелевшие волосы пучками торчали над ушами в разные стороны. Но он стоял, прямой, как шомпол, а его слова падали в мою душу, точно капли дождя на иссохшую почву. Они тронули меня, как ничто другое за долгое время. Они восстановили мое истинное «я» столь же полно, сколь лесная еда насыщала меня-спека. Ничто не могло бы растревожить спящее чувство долга в моей душе так же, как этот искренний, идущий от сердца призыв морщинистого старого солдата.
Я посмотрел ему прямо в глаза.
— Ты прав, Кеси. Совершенно прав.
Больше я ничего не сказал, но он засиял, словно я только что объявил ему благодарность в приказе. Он зашагал вслед за Эбруксом.
— Я же говорил, что он славный парень, Эбрукс, разве нет? — услышал я. — Просто ему нужно было кое-что напомнить, вот и все.
Приглушенного ответа Эбрукса я не услышал. Я со свежими силами вернулся к работе и к полудню вкопал все жерди Киликарры. Вид у них был довольно жалкий: редкая ограда из рукояток лопат, торчащих из земли. Но когда я встал в конце ряда и посмотрел вдоль него, все они стояли на одной линии. Я остался доволен тем, чего достиг, пользуясь лишь самыми примитивными инструментами.
Я отнес лопату и кирку в сарай, зашел в дом напиться и как раз раздумывал о том, чтобы отправиться в лес на поиски одежды, когда услышал за дверью фырканье лошади. Я вскочил со стула, но прежде чем даже успел подойти к двери, в нее вломился Спинк. Увидев меня, он на миг замер на месте.
— Слава доброму богу, ты вернулся! — пылко воскликнул он. — Невар, я боялся, что больше тебя не увижу.
— Я заблудился в лесу, сэр, но, как видите, благополучно вернулся к своим обязанностям.
Спинк ловко, как кошка, развернулся и захлопнул за собой дверь. Когда он снова посмотрел на меня, я увидел, что облегчение на его лице сменилось чем-то изрядно похожим на гнев.
— Сегодня мы можем говорить прямо, Невар. Без уверток. Где ты вчера был? И предупреждаю, я хочу знать все от начала и до конца.
Я не мог себе представить, как рассказываю Спинку или кому бы то ни было еще о том, что со мной произошло. Во всяком случае, не прямо сейчас. Поэтому я ответил сухо:
— Я уже сказал. Я пошел в лес. Стемнело быстрее, чем я ожидал, и я заблудился. И даже с наступлением дня не смог понять, где нахожусь. Я довольно долго искал дорогу домой и вернулся поздно вечером.
— Зачем ты пошел в лес вечером, Невар?
Я слишком долго мешкал, пытаясь найти подходящий ответ. Но когда я открыл рот, Спинк махнул рукой.
— Нет. Не лги мне. Не собираешься рассказывать — не рассказывай, но, пожалуйста, Невар, не лги. Ты и так сильно изменился. Когда ты начнешь сознательно лгать мне, я пойму, что нашу дружбу уже не спасти.
Его глаза искренне смотрели в мои, и боль в них была столь явной, что я онемел от стыда. Я отвернулся.
— Что ж, тогда позволь мне рассказать, что тут давеча обнаружилось в моем доме, и, возможно, ты сможешь мне кое-что объяснить, — после недолгого молчания сказал он.
— В твоем доме? — ошеломленно спросил я.
Он уселся за стол, словно устраиваясь надолго. Я медленно опустился на стул напротив него. Спинк сурово кивнул мне, подтверждая, что к этому разговору мне стоит отнестись всерьез. Он прочистил горло.
— Вчера утром в дверь нашего дома постучала женщина. Ей сказали, что моя супруга может взять в дом служанку, и она готова делать любую работу по хозяйству в обмен на ночлег и еду.
— Эмзил, — задумчиво проговорил я.
Я уже совсем забыл, что отправил ее к Спинку.
— Да, Эмзил. Шлюха из Мертвого города.
Повисло краткое молчание. Я был рассержен из-за того, что Спинк назвал ее так, и смущен — ведь я бездумно послал к нему женщину с такой репутацией. Неловкость между нами росла, и я мучительно пытался придумать, как вернуть наши прежние дружеские отношения, когда мы могли говорить друг с другом обо всем.