Я так точно знал возраст Нарины Геддо, поскольку в мои обязанности также входило вырезание надписей на надгробиях. Этой работе я посвятил целый долгий вечер. Положив дощечку на стол, я задумался, как выцарапать все эти буквы и цифры имеющимися у меня скудными инструментами. Я никогда не занимался резьбой по дереву, но думаю, мне удалось неплохо справиться с задачей. Я подбросил в очаг щепок, а затем раскалил кочергу и выжег каждую букву и цифру, надеясь, что так надпись дольше останется разборчивой.
На следующий день я на повозке привез в город гроб. Утес фыркал и пыхтел, пока повозка подпрыгивала в замерзшей колее. Когда я остановился у маленького домика капрала Геддо, его старшая дочь открыла мне дверь.
— Человек-стервятник приехал за маленькой Нерри! — закричала она. — Папа, не дай ему ее съесть!
Позже я узнал, что слова девочки разнеслись по городу, изрядно насмешив тех, кого не коснулась эта беда. Но в тот день никто даже не улыбнулся. Я склонил голову и промолчал. Наверное, в своем развевающемся на ветру черном плаще и с раскрасневшимся на морозе лицом я действительно походил на стервятников Орандулы. Скорбящий отец девочки молча подошел к повозке и взял гроб. Я сидел и ждал на пронзительном ветру. Через некоторое время капрал вместе с еще одним мужчиной вынесли гроб и погрузили его в повозку. Он весил совсем немного. Я задумался, не поступил ли я необдуманно, приготовив большой гроб для такого маленького тела, и способен ли человек, охваченный горем, заботиться о таких вещах? Мы с Утесом возглавили небольшую похоронную процессию.
Предыдущей ночью я очистил яму от снега, так что теперь к ней вела цепочка следов. Я остался стоять в стороне, издалека наблюдая, как родственники опускают ребенка в мерзлую землю, а единственный священник Геттиса, худой и бледный после перенесенной чумы, произносит положенные слова. Когда все ушли, я вернулся с киркой и лопатой, чтобы разбить мерзлый холмик рядом с могилой и засыпать гроб. Комья с грохотом падали на его крышку, и мне вдруг показалось жестоким хоронить маленькую девочку в холодной земле. И все же я в чем-то гордился собой. Мне сказали, если бы не моя предусмотрительность, тело девочки пришлось бы оставить в сарае до самой весны, когда оттаявшая земля позволит вырыть могилу. Во всяком случае, так поступали в прошлом.
Похороны ребенка напомнили мне об Эмзил и ее детях. Я не думал о ней вот уже несколько недель, а мешок, который она мне дала, по-прежнему висел у меня на стене. В тот день я решил выполнить данное себе обещание, а заодно и попытаться поговорить с полковником. Оседлав Утеса, я поехал в город.
Теперь мое появление уже не вызывало прежнего любопытства. Изредка до моего слуха долетали смешки и замечания, но мало кто останавливался на меня поглазеть. Видимо, моя огромная фигура уже примелькалась. Теперь я появлялся в городе несколько раз в неделю, чтобы поесть в столовой вместе с другими солдатами. Я отыскал таверну Ролло и потребовал бесплатного пива, признав, что пролил пот Геттиса. Люди знали меня как кладбищенского сторожа Невара, и некоторых я даже мог назвать друзьями. Конечно, это не означало, что ко мне все относились доброжелательно или хотя бы безразлично. Меня по-прежнему задевали неприязненные взгляды — мое огромное тело у многих вызывало отвращение, хотя я никому не делал ничего плохого.
Содержание, положенное рядовому, оказалось не слишком щедрым, но запросы мои были скромны, и я скупо расходовал деньги, подложенные мне в сумку Ярил, так что у меня все еще оставался небольшой запас. Я съездил с ними в город и попытался осмотрительно потратить их на подарки для Эмзил и ее детей. Я купил красную шерстяную ткань, четыре цветка из ячменного сахара, коробку чая и небольшую головку сыра. Я уже потратил больше, чем собирался, когда мне на глаза попалась книга детских сказок с цветными картинками. Дурацкий подарок, сказал я себе, никто из них не сможет ее прочесть, да и стоит она немало. Тем не менее моя рука сама потянулась за деньгами, и книга скользнула в сумку к другим подаркам.
— Несколько больше, чем я собирался потратить, — пробормотал я, выкладывая деньги на стойку.
— Да и зачем она тебе? Читать сказки покойникам?
Меня обслуживал паренек, сын хозяина лавки. На вид ему было лет двенадцать, в крайнем случае четырнадцать — если он много болел. Когда я вошел, он уставился на меня с той же неприязнью, что и каждый раз, как я приходил за покупками. Меня он утомлял, но его отец держал лучшую лавку в Геттисе. Нигде больше я бы не нашел книжку с картинками, не говоря уже о сахарных цветах.
— Это подарок, — угрюмо ответил я.
— Для кого? — потребовал он ответа, словно имел на это право.
— Знакомым детям. Доброго дня.
Я повернулся, чтобы уйти.
— Рановато для подарков на Темный Вечер, — заметил он, обращаясь к моей спине.
В ответ я лишь дернул плечом.
— Невар? — вдруг окликнул меня голос, когда я был уже почти у самой двери.
Я невольно обернулся на звук собственного имени. Молодой человек в лейтенантской форме вышел из-за высокой стойки с инструментами. Узнав Спинка, я снова отвернулся и решительно направился к двери.
— Подожди! — крикнул Спинк, но я не остановился.
Я уже садился в седло Утеса, когда он догнал меня.
— Невар! Это точно ты! Это я, Спинк! Неужели ты меня не узнаешь?
— Прошу меня простить, сэр. Полагаю, вы ошибаетесь.
Я был поражен тем, что он меня узнал. Я сам едва узнавал в себе того стройного кадета, каким был прежде. Спинк недоверчиво разглядывал меня, я на него смотреть избегал.