— Ах да! Теперь, когда ты об этом упомянул, я припоминаю твою огромную… лошадь! — заявил один из них.
Мне пришлось выслушать еще несколько подобных шуток, после чего меня пропустили. Я сразу направился в штаб к полковнику Гарену.
Штаб полковника Гарена был построен из досок и некогда покрашен. Хлопья зеленой краски еще виднелись на стенах. Расшатанные ступеньки крыльца сильно скрипели.
Трущобы, раскинувшиеся вокруг форта, вялая болезненность солдат и это последнее свидетельство полного безразличия командира. Меня охватила тревога. Хочу ли я вступать в такой полк, под такое командование? Я припомнил слухи о полке Фарлетона: прежде превосходное воинское соединение нынче переживало тяжелые времена. Дезертирство и пренебрежение воинским долгом стали здесь обычным делом.
Но в какой еще полк могут зачислить человека вроде меня?
Я поднялся на крыльцо и вошел. За столом сидел сержант в выцветшей форме. Стены помещения скрывали деревянные полки, беспорядочно забитые книгами и пачками каких-то бумаг. В оружейной стойке стояли два ружья и приклад без ствола. Им составлял компанию обнаженный клинок. На лице сержанта выделялся застарелый сабельный шрам, идущий от левого глаза и до угла рта. У него были настолько светлые голубые глаза, что они сперва показались мне слепыми бельмами. Вокруг лысой макушки торчали бахромой седые космы. Когда я вошел, ему пришлось отвлечься от шитья. Когда сержант отложил свою работу на край стола, я заметил, что он штопает черный носок белыми нитками.
— Доброе утро, сержант, — приветствовал я его в ответ на пристальный взгляд.
— Вам чего-то надо? — спросил сержант.
Я сдержал возмущение его отвратительными манерами.
— Да, сержант. Я хотел бы встретиться с полковником Гареном.
— А-а. Он здесь.
Сержант кивнул в сторону единственной двери у себя за спиной.
— Ясно. Могу я войти?
— Может быть. Попробуйте постучать. Если он не занят, то ответит.
— Отлично. Благодарю вас, сержант.
— Угу.
Он вновь взялся за носок и склонился над работой. Я одернул рубашку, пересек комнату и постучался.
— Входи. Мой носок уже починен?
Я открыл дверь в комнату, тускло освещенную огнем в угловом камине, и меня приветливо окатила волна тепла. Я немного постоял, дожидаясь, пока глаза привыкнут к сумраку, царящему в комнате.
— Ну, входи же! Нечего тут напускать холод. Сержант! Мой носок готов?
— Я над этим работаю! — крикнул в ответ сержант из-за моей спины.
— Очень хорошо, — ответил полковник тоном, подразумевавшим, что ничего хорошего он в этом не видит, и перевел взгляд на меня, раздраженно повторив: — Входи, я сказал, и закрой за собой дверь.
Я повиновался. Мне было не по себе. Здесь было слишком темно и душно. Казалось, я одним шагом преодолел сотни миль, вернувшись на запад в Старый Тарес. На полу лежали роскошные ковры, стены были увешаны гобеленами. Всю центральную часть комнаты занимал огромный стол полированного дерева, а дубовые книжные полки, забитые переплетенными в кожу книгами, заслоняли одну из стен от пола до потолка. На мраморном пьедестале стояла статуя девушки с корзинкой цветов. Даже потолок был покрыт чеканной жестью. Контраст между этим потаенным убежищем и грубым зданием, вмещавшим его, был так велик, что я едва не забыл, зачем пришел.
Было очевидно, почему полковник так интересуется носком. Одна его нога была босой, на другой красовались темный носок и кожаный шлепанец. Выше виднелись отвороты форменных брюк. Кроме того, на нем была изящная шелковая домашняя куртка, подпоясанная кушаком с кистями. Шапочка на голове тоже могла похвастаться кисточкой. Полковник оказался бледным, костлявым человеком, повыше меня ростом, с длинными руками и ногами. Из-под шапочки выбивались светлые волосы, но великолепные усы казались тронутыми ржавчиной. Заостренные кончики их были навощены. Он казался скорее шаржем на знатного провинциала, чем командующим приграничным фортом. У камина стояло удобное кресло со скамеечкой для ног. Полковник Гарен уютно устроился в кресле и только после этого довольно резко спросил:
— Итак, чего ты хочешь?
— Я хотел бы поговорить с вами, сэр. — Я обратился к нему как можно вежливее, невзирая на его бесцеремонность.
— Мы уже говорим. Изложи поручение своего хозяина, да побыстрее. У меня полно других дел.
Две мысли боролись за право первой сорваться у меня с языка. Когда я понял, что он принял меня за слугу, мне захотелось недвусмысленно сообщить ему об отсутствии у меня хозяина. Кроме того, я сильно сомневался, что у него сегодня были какие-то дела. Тем не менее я сдержался.
— Я пришел не как слуга с поручением от хозяина, — спокойно объяснил я. — Я пришел как сын-солдат, надеясь вступить в ваш полк.
— Тогда что же ты держишь в руке? — осведомился он, показывая на грубую записку Хитча.
Теперь я понимал, почему Хитч так грубо выразил свои рекомендации. Тем не менее я не хотел их предъявлять, чтобы полковник не посчитал их моим собственным творчеством. Поэтому я удержал письмо, несмотря на требовательно протянутую руку Гарена.
— Рекомендация лейтенанта Бьюэла Хитча. Но прежде чем передать ее вам, я бы хотел немного рассказать о себе сам и…
— Хитч! — Полковник выпрямился в кресле и позволил босой ноге соскользнуть с подставки на пол. — Он должен был вернуться несколько дней назад. Не понимаю, что могло его задержать! Но сейчас он уже в форте?
— Да, сэр. Лейтенант Хитч тяжело ранен — на него напала крупная дикая кошка. Когда мы с ним встретились, у него была лихорадка и он ослаб от потери крови. Последние пять дней мы ехали сюда вместе, чтобы он смог благополучно добраться до форта. Как только мы прибыли, я сразу же доставил его к врачам.