Лесной маг - Страница 115

115

Хитч пытался сделать что-то полезное. Он сгреб две кучи сухих листьев и хвои и теперь одной рукой пытался накрыть одну из них моим одеялом.

— Во имя доброго бога, Хитч, просто отдыхай. Я сейчас сам все сделаю.

Он повернул голову и посмотрел на меня.

— Терпеть не могу быть бесполезным. — Тем не менее он тяжело опустился на собственную лиственную постель. — Ненавижу быть перед кем-то в долгу.

— Ты ничего мне не должен, так что перестань об этом беспокоиться.

Я протянул ему флягу с водой.

— Что это там у тебя?

— Это? Какое-то водяное растение. Оно показалось мне смутно знакомым. Ты его знаешь?

Он наклонился ближе и едва не упал. С трудом откатившись обратно, он мрачно усмехнулся.

— Да, знаю. Его используют спеки. Они называют его тянущим корнем.

— А как его готовят?

— Его не едят. Он целебный. Для гнойных ран. — Здоровой рукой он принялся теребить пуговицы рубашки. — Нужно нарезать свежий корень и приложить срезами к ране. Он вытягивает гной. — Он с отвращением выругался, когда рубашка распахнулась, обдав нас обоих мерзкой вонью от раны на груди. — Проклятая магия, похоже, снова взялась за дело. Но по крайней мере на этот раз мне будет с нее польза.

Я помог ему снять рубашку, медленно стянув ее с больной руки. Он с такой силой стиснул зубы, что я услышал, как они скрипнули. Он указывал мне, что делать, пока я нарезал корень и прикладывал к ране. Мне пришлось вернуться к ручью, чтобы принести еще. По счастью, его оказалось много, и я собрал неплохой урожай. Хитч лег на свою постель у огня, обложив гноящиеся раны кусками корня. Я не слишком-то верил, что он способен помочь. Разведчик прикрыл глаза и задремал, а я закончил с устройством лагеря и достал оленину. Она уже начинала портиться, так что я решил поджарить ее всю. Она шкворчала на огне, распространяя вокруг соблазнительный аромат мяса. Я поднял голову и посмотрел в темно-синее вечернее небо. Бегущие тучи скрывали первые звезды. Я надеялся, что этой ночью обойдется без дождя.

— Еда готова, — сообщил я, и Хитч открыл глаза.

Садиться сразу он не стал. Вместо этого он, один за другим, отлепил с руки и груди ломтики корня. Они отрывались с чмокающим звуком. Он медленно отклеивал их и выбрасывал в лес. Появляющиеся из-под них раны из опасно багровых сделались розовыми, опухоль заметно спала.

— Потрясающе! — выдохнул я.

— Поэтому это и называют магией, — ответил он.

Я протянул ему прутик с мясом, истекающим соком, а еще един взял себе.

— Как она тебя заполучила? — тихо спросил я.

Он едва заметно улыбнулся в свете костра.

— Из-за женщины, разумеется.

Я молча ждал продолжения.

Он отъел кусочек оленины, придерживая прутик, чтобы легче было кусать. Мясо вышло неплохим, сочным и ароматным, хотя и не слишком нежным. Я жевал, когда он наконец добавил:

— Я хотел ее. Не то чтобы мое желание имело какое-то значение. Она решила меня заполучить, а если женщина-спек чего-то хочет, она это имеет. Но она втравила меня в своего рода посвящение. Сначала — священный дым от костра, который она развела в маленькой хижине. Мы сидели там и дышали им. Потом она заставила меня жевать смолу какого-то дерева. И я… странствовал. Я что-то видел и был испытан. — Он ненадолго умолк, а потом сказал: — Мне не хочется об этом говорить. Кто готов признать, что познал пределы своей отваги? Когда меня спросили, хочу ли я жить, я сказал «да». И мне позволили. Сделав слугой магии.

Я проглотил свое мясо и взял новую палочку из огня.

— Ты знаешь, каково это, — заключил он, и это было не вопросом, а утверждением.

Мы проговорили всю ночь. Сперва лукавили и уклонялись от прямых ответов и признаний, но постепенно открыли друг другу свои истории. В чем-то они были похожи, а в чем-то разительно отличались. Я рассказал ему о том, как отец отдал меня Девара и как кидона послал меня сражаться с древесным стражем. О своей другой сущности, жившей и учившейся в мире снов. Дважды я запинался и почти что лгал ему. Я не хотел признавать, что любил древесную женщину и продолжаю ее любить и что именно я подал сигнал танцорам, посланным ею в Старый Тарес. Мановением руки я приказал им начать танец Пыли и этим движением предал всех, кто жил в столице. Из-за меня погибли сотни людей, но я нашел в себе силы признать свою вину перед лейтенантом Хитчем. Тот в ответ лишь пожал плечами.

— Это был не ты, Невер, а магия. Ты не можешь отвечать за то, что она заставляет тебя делать.

Я поморщился. Он сам многое мне доверил. Он совершал вещи, которых стыдился, но ничего столь же страшного. И тем не менее хотя я и не произнес этого вслух, я считал такие утверждения трусливыми.

— Я считаю, что должен противиться магии во имя своего народа, — только и сказал я.

— Правда? — еле слышно спросил он. — Ты считаешь, что гернийцы — важнейший народ в мире? Или это потому, что ты рожден гернийцем? А если бы ты появился на свет где-нибудь еще, считал бы ты своим долгом защищать интересы Гернии, чего бы это ни стоило другим народам?

— Я не вижу ничего плохого в том, чтобы быть патриотом. Я люблю мою страну и уважаю короля. Можем ли мы, солдаты, делать меньшее?

— Для солдата этого вполне достаточно. Вопросы возникают, когда мы становимся больше чем солдатами.

Я не стал нарушать тишину, обдумывая его слова. Неожиданно я понял.

— Ты делаешь вид, будто ты из простых, но это не так.

— Я ничего подобного и не утверждал.

— Но ты так разговариваешь. Иногда ты говоришь как безродный невежда, но я думаю, ты поступаешь так умышленно. А порой твои мысли звучат слишком четко и выразительно. Судя по всему, ты родился в знатной семье.

115